http://www.vremya.ru/2005/197/10/137349.ht

Время новостей
N°197
24 октября 2005

Вампукко
Мариинский театр показал премьеру оперы Верди



Как известно, вода принимает форму сосуда, но зато не поддается сжатию. Режиссура Дмитрия Бертмана похожа на воду: она значительно меняется в зависимости от ситуации, всегда сохраняя видовые черты. Которые противники называют бертмановщиной, а поклонники -- фирменным стилем.

Пару лет назад Бертман, делая «Тоску» в Латвийской национальной опере, сформулировал свою идеологию в буклете: мол, зачем публике тащиться в театр на еще один традиционный спектакль, когда можно не выходя из дому наслаждаться эталонными записями? Поэтому надо придумать нечто, чего она еще не видала. То есть запетые до дыр вещи типа «Тоски», «Аиды» или «Травиаты» следует вывернуть наизнанку так, чтоб зал ахнул.

В отношении «Набукко» хитрый Бертман избрал прямо противоположный путь. Который на деле оказался тем же самым. Эта ранняя (третья из двадцати шести) опера Верди в Петербурге не шла с 1851 года; зрителя не надо сбивать с привычных представлений -- их просто нет. С другой стороны, последние двадцать лет в окрестном мире «Набукко» ставят именно переосмысляя: то библейская история войны народа Израиля и вавилонян оказывается про евреев и фашистов, то царь Навуходоносор оборачивается диктатором Саддамом.

Такой подход Бертман опровергает, идя против привычно ожидаемого от него радикализма. На сцене прямо-таки 587 год до н.э., квазибиблейские одежды (художник по костюмам Татьяна Тулубьева), пустыня -- все как в либретто Темистоколе Солеры. Для Верди и либреттиста Библия служила таким же источником сюжетов, что для живописцев. Древняя история и в музыке, и на салонных картинах предстает не исполненным сухого жесткого трагизма противостоянием первооснов (как впоследствии у Стравинского), но поводом развернуть пышные декоративные мизансцены. Крупные жесты обозначают кипящие страсти, кровь-любовь, толпы бегают, руки воздеваются, кинжал сверкает у горла красавицы... Вся эта оперность была экстрагирована и обрела пародийную законченность в «Принцессе африканской» Михаила Волконского, имя главной героини которой -- Вампука -- стало нарицательным.

Бертман и поставил вампуку во всей чистоте жанра. Он как будто решил восполнить пробел в зрительском опыте, вернуть нас в 1851 год. Злодейка Абигайль сначала все время хлещет кнутиком в сторону ненавистных евреев, а потом, выманив у папы Набукко перстень с печатью, регулярно им любуется, вытянув руку. Вавилонские воины зачем-то крутят блестящие палки, как пропеллер. Они же в особо экстатический момент дружно выбрасывают вперед кулаки -- гибрид бокса и дискотеки. Помешавшегося Набукко привязывают к каким-то смирительным металлическим крыльям. Наконец, главная фишка: во время знаменитого хора пленных евреев Va, pensiero, sull'ali dorate в конце третьего акта оные евреи путем затейливых гимнастических эволюций выкладывают из длинных шестов в воздухе звезду Давида. Что, конечно, не так круто, как олимпийский Мишка из флажков на трибунах, однако ведь и Мариинский театр немного, но все же уступает по размаху стадиону в Лужниках. Зато во время последующих песнопений, где выражаются надежды на скорое освобождение из вавилонского пленения, хористы эдак радостно взбрыкивают -- получается что-то вроде пра-фрейлехс.

Все это происходит на разновысотных извилистых пандусах, которые в сочетании со сложноконтурными длинненькими подъемными штуковинами делают сценическое пространство похожим на внутренности черепа какого-нибудь доисторического стегоцефала (художник Игорь Нежный).

Впрочем, в спектакле имеется еще одна фишка, претендующая на роль эмблематичной. Когда к власти в Вавилоне приходит коварная Абигайль, на заднем плане на фоне неба воздвигаются нефтяные вышки и насос, коромысло которого, качаясь, изрядно оживляет пустынно-черепной пейзаж. Но зачем? Какое в этом содержание? Какое развитие получает сей образ, влияет ли он на происходящее? А никакого не получает и нисколько не влияет. Просто захотелось режиссеру приколоться: мы ведь на Ближнем Востоке. Вот и все. Бертман, как и было сказано.

Литератор Самуил Лурье заметил, что вкус есть совесть в сфере эстетического. В таком смысле спектакль получился вполне бессовестным.

Это тем более обидно, потому что увертюра под руками Валерия Гергиева была исполнена очаровательной старомодности. О волшебная способность итальянских композиторов рассказывать хоть бы и про горе и смерть, но так, что известные простодушие, аппетитность и, главное, витальная красота этой музыки делают ее оптимистической. Увертюра наводила на мысль о возможности старинного спектакля, тонко, точно -- и со вкусом! -- стилизованного под условную оперную постановку XIX века. И пели чтобы сладостно и гармонично -- пока это получилось только у Екатерины Семенчук в последней арии Фенены. Виктор Черноморцев не кричал, как обычно, и на том спасибо. Сергею Алексашкину сложнейшая партия Захарии то ли неудобна по тесситуре, то ли это просто был не его день...

Что же касается оммажа XIX веку, у театра ведь уже есть такой опыт: сделанные Сергеем Вихаревым реконструкции «Спящей красавицы» и «Баядерки». Но для этого потребовалась бы тщательная кропотливая реконструкторская и стилизаторская работа, которая в Мариинской опере в отличие от балета, кажется, невозможна. И по организационным причинам, и за отсутствием охотников за такую работу взяться.

Дмитрий ЦИЛИКИН, Санкт-Петербург

http://gzt.ru/culture/2005/10/23/210607.html

Газета

23.10.2005 / Гюляра Садых-заде
Материал опубликован в "Газете" №201 от 24.10.2005г.

Опера впопыхах
"Набукко" в Мариинском театре



Странно, но факт: «Набукко», одна из самых популярных опер Верди, в Петербурге никогда не ставилась. Восполнить это репертуарное упущение взялся Мариинский театр - Валерий Гергиев призвал Дмитрия Бертмана, художественного руководителя московского театра «Геликон-опера», дабы тот перенес на сцену Мариинки свою же постановку, осуществленную ранее в Париже. Для Бертмана эта работа стала дебютом в Мариинском, и он постарался угадать и воплотить, быть может, невысказанные, но вполне читаемые желания музыкального руководителя спектакля: Гергиев, как известно, не склонен поощрять радикальную режиссуру и всегда восстает против слишком громоздких декораций, требующих многочасовых установок. Потому Бертман споро и сноровисто слепил спектакль по заданной схеме: зрелищный, многофигурный, но без сложной перемены декораций и незамысловатый по сути. Ветхозаветная история об ассирийском царе Навуходоносоре (иначе Набукко) – жестоком тиране, поработившем иудеев, но впоследствии раскаявшемся в содеянном, преподнесена Бертманом без подтекстов, подвохов и «осовременивания». Дано: условная пустыня, страдающие иудеи и подлые ассирияне с кучерявыми бородами, угнетающие богоизбранный народ. На этом «условно историческом» фоне, как водится у Верди, разворачивается душераздирающая любовная история, с разлукой влюбленных, страданиями плененных героев и апофеозом воссоединения.



Главный режиссерский прием – бредущие гуськом иудеи, образующие кривоватые графические линии на разных уровнях сцены. Массовка то развертывается линейно, то группируется в некое подобие шестиконечной звезды – для пущей наглядности контуры звезды очерчены металлическими шестами. У иудеев две позиции: руки воздеты в мольбе, либо сложены на груди. Ассирияне по большей части заняты разнообразными упражнениями: вращают шесты, как пропеллеры, рождая неистребимые, но явно незапланированные ассоциации с недавним спектаклем Бертмана «Упавший с неба»; резко выбрасывают попеременно вперед то правую, то левую руки, словно совершая утреннюю физзарядку. Что удручает более всего – эти движения проделываются неряшливо и несинхронно. Хор удаляется, шаркая ногами, сгорбившись, путая направление. В итоге спектакль получился нестерпимо провинциальный, наивно-напыщенный.

С самого начала увертюры Гергиев гнал музыку вперед во весь опор, будто на поезд опаздывал. И без того жестко ритмизованные хоры обретали у него окончательно милитаризованный характер. Оркестранты едва успевали отыгрывать свои красивейшие соло; певцы – пропевать фразы. Эффектный, ярко драматический стиль раннего Верди обретал в интерпретации маэстро почти карикатурное выражение. Хор впопыхах убегал со сцены, едва успевая на бегу проделать свои физкультурные упражнения.

Ходульность придуманных Бертманом персонажей умерялась вполне профессиональным, а местами – блестящим вокалом. Отлично спела свою партию Ирина Гордей (Абигайль) - не сбилась даже тогда, когда окончательно запуталась в длинных складках своего несуразного платья. Весьма импозантен и колоритен вышел Набукко у Виктора Черноморцева; густой, зычный бас его в вечер премьеры перекрывал оркестр даже в минуты шумных кульминаций. Слегка потерялась в спектакле Екатерина Семенчук – Фенена; ее благородный голос лишь временами прорывался на волю.

Публике спектакль понравился: интеллектуальными вывертами не «грузили», намеками на день сегодняшний не осыпали (если не считать нефтяных вышек и слабого указания на пленение Саддама Хусейна). Все было просто, понятно и живенько. Чудесные вердиевские мелодии, запоминающиеся как шлягеры, кутерьма на сцене: похоже, «Набукко» приживется в репертуаре театра надолго.

http://inauka.ru/culture/article58920.html?ynd

Известия науки
24 октября 2005

В МАРИИНКЕ СОСТОЯЛАСЬ ПЕРВАЯ ПРЕМЬЕРА СЕЗОНА

В Мариинке состоялась первая премьера сезона. Никогда не шедшую на этой сцене оперу Верди "Набукко" поставил никогда не работавший на ней москвич Дмитрий Бертман. Толку из сенсационного сотрудничества солидного театра и режиссера-скандалиста вышло мало.

"Набукко" - ранняя опера Верди, после которой, как принято говорить, композитор проснулся знаменитым. Не последнюю роль сыграл тут библейский сюжет про страдающий еврейский народ, порабощенный кровавым вавилонским режимом царя Навуходоносора (сложное для итальянского языка имя сократили до Набукко). В вердиевские времена эта коллизия ассоциировалась не иначе как с борьбой итальянского народа против империи Габсбургов, а главный здешний хит - хор пленных евреев - стал настоящим гимном национально-освободительного движения.

Понятно, что новейшая история лишила необходимости прочитывать этот сюжет в метафорическом ключе. В спектакле Дмитрия Бертмана под евреями подразумеваются исключительно евреи, правда, не только ветхозаветные, но и более нам близкие. Так, среди персонажей с самого начала очень настойчиво фигурирует некая женщина со свертком в руках, которую, сопоставив с одномоментно появляющимся длинноволосым господином, похожим на Иисуса Христа, приходится-таки в конце концов признать Девой Марией.

Кто подразумевается под затянутыми в вампучные панцири вавилонскими вояками - непонятно. Символом их античеловечности служат нефтяные вышки на заднем плане - наверное, какого-то нехорошего арабского происхождения. Их дополняют висящие на веревочках песчаные дюны или что-то еще такое же волнистое, прозрачно-тюлевое и чрезвычайно неудобное для беспрерывной беготни туда-сюда враждующих сил. Дюны украшены барельефами в духе позднесоветских пансионатов и домов культуры (оформили спектакль постоянные художники Дмитрия Бертмана Игорь Нежный и Татьяна Тулубьева). Впрочем, последнее вряд ли вышло сознательно.

Расплывчатость и скромность замысла - самое неожиданное качество спектакля Бертмана, который в течение последних 15 лет выполняет роль infant terrible отечественной оперной сцены и, видимо, как раз в этом качестве и был позван в Мариинку (следующим нарушителем спокойствия здесь будет Кирилл Серебренников, ставящий в феврале "Фальстафа" Верди). Однако спектакль, названный в программке совместным продуктом Мариинки и московской "Геликон-оперы", а на самом деле явившийся более-менее точным повтором продукции, сделанной Бертманом во французском городе Дижоне, получился провинциально-традиционным, только и всего. В нем абсолютно провинциально заламывают руки, сходят с ума и даже насилуют. А когда одна часть хора, поперек вердиевскому бельканто, пытается танцевать что-то вроде местечкового еврейского танца, а другая, ей враждебная, коряво производит некие простейшие физкультурные движения с копьями в руках, это попросту вызывает смех.

Надо думать, ситуацию усугубило и то, что в Мариинке Бертман остался без своей выдрессированной труппы, которая понимает худрука с полуслова и, если надо, может даже в балетных пачках покружиться. Можно предположить, что на премьере в Дижоне спектакль выглядел посерьезнее. И как минимум там была отличная исполнительница партии властолюбивой и ревнивой Абигайль - знаменитая Мария Гулегина, которая в последнее время неожиданно полюбила маленький "Геликон" и сделала с ним на Западе пару продукций.

Что обидно, новый мариинский спектакль оказался не на высоте не только с театральной, но и с музыкальной точки зрения - хотя за пультом стоял Валерий Гергиев, главные партии исполняли ведущие солисты и вообще театр уже делал концертное исполнение этой оперы. За исключением распевшейся к концу Екатерины Семенчук (Фенена) все были тягостно неопрятны. Сергей Алексашкин (Захария) не дотягивал верха, Виктор Черноморцев (Набукко) хрипел на пиано, Август Амонов (Измаил) давился на форте, героическая Ирина Гордей, которой досталась зверски трудная партия Абигайль, всю ее прокричала громко, грубо и однообразно. А оркестр, наигрывающий бесконечные ранневердиевские ум-ца-ум-ца, удивлял почти опереточным легкомыслием, время от времени вдаривал для приличия фирменной гергиевской канонадой и несся так, будто маэстро только и ждал, когда же все это кончится.

Екатерина БИРЮКОВА

http://www.rg.ru/2005/10/24/nabuko.html

Российская газета
Дата публикации 24 октября 2005 г.

С любовью и ненавистью
В Мариинском театре состоялась премьера "Набукко"

Художественный руководитель московской "Геликон-оперы" Дмитрий Бертман поставил в Мариинском театре "Набукко" Джузеппе Верди. Совместная постановка двух оперных театров стала первой работой известного режиссера на прославленной сцене Мариинки. За дирижерским пультом - маэстро Валерий Гергиев.


За плечами Дмитрия Бертмана более шестидесяти поставленных произведений (некоторые - по нескольку раз) и три режиссерских "Золотые маски" (не считая "Масок" - его театру, дирижеру и солистам). Зарубежные фестивали покупают его спектакли еще до того, как они увидят свет. С "Геликон-оперой" работают Мстислав Ростропович и Геннадий Рождественский, а на открытии новой сцены собирается дирижировать Риккардо Мути. Перечисляя все это, кажется, что встреча с Мариинским театром могла бы случиться гораздо раньше, но, как говорится, "лучше поздно, чем никогда". Еще недавно пребывавший в роли главного оперного безобразника, Бертман сегодня практически классик. Нет, не постарел и репетирует с тем же азартом и блеском в глазах. Говорит о своем нежелании осовременивать постановки, о возвращении к историческим образам, о том, что "хочется уйти в поэзию, в романтику, во что-то вечное". Но, конечно, лукавит, потому как об этом самом "вечном" всегда ставил, ставит и будет ставить, независимо от того, в костюмы какого века одеты солисты на сцене. Переварив постмодернизм, Бертман предпочитает сегодня импровизировать в историческом периоде оригинальных либретто, но не канонизирует их. Тем самым, не вызывая аллергии публики, доносит до нее все, о чем хочет сказать.

"Набукко" - первый громкий успех молодого Верди. В основу оперы положен библейский сюжет о борьбе иудеев с вавилонянами и легендарным царем Навуходоносором (Набукко), который, пройдя через безумие, ниспосланное небесами в наказание за чрезмерное самовосхваление, обретает "правильного" бога. Разбавляет эту "дорогу к храму" история двух дочерей Набукко, Абигайль и Фенены, влюбленных в иудея Измаила. Ради удовлетворения чувства мести отвергнутая Абигайль готова отказаться от отца, казнить пленных иудеев, возлюбленного и сестру, но вовремя просветленный Набукко не дает свершиться казни, и Абигайль кончает жизнь самоубийством.

Революционный настрой Италии времен написания оперы и история победы иудейских масс в борьбе с вавилонским игом выдвигали на первое место "Набукко" линию борьбы за независимость. Основную массу музыки в опере составляют героические хоры, и даже знаменитый хор плененных иудеев, приговоренных к смерти, пронизан торжественной уверенностью в грядущей победе. Образы Фенены и Измаила, видимо, не сильно интересовали Верди, отчего получились проходными. Есть слабое подобие развития образа Набукко с его обретением бога, но единственным по-настоящему живым человеком в опере кажется Абигайль - любящая и ненавидящая.

Дмитрий Бертман снижает значимость политической подоплеки происходящего, делая доминантой постановки неразделенную любовь. На сцене каменные жилища-пещеры с мотивами древних ассирийских барельефов (художник-постановщик Игорь Нежный). Когда действие переносится в Вавилон, на заднем плане появляются концлагерные сторожевые башни и нефтяная вышка. Возникает сегодняшний день Вавилонского царства, знакомого по телевизионным репортажам из Ирака, - "черное золото" не приносит им ни счастья, ни покоя. Бертман, как всегда, плетет кружево мизансцен. Вот с плеткой в руках появляется разгневанная Абигайль (Ирина Гордей), застающая вместе Фенену (Екатерина Семенчук) и Измаила (Август Амонов). Полная подозрений, она пытается разобраться, что происходит между сестрой и возлюбленным. Как только она убеждается в своих догадках, ее сразу оставляют силы. Вот появляется Набукко (Виктор Черноморцев) в костюме, цитирующем кладку ворот Иштар в Вавилоне (художник по костюмам - Татьяна Тулубьева). Но он не каменное изваяние, а живой человек, нежно обнимающий своих дочерей. Вот Фенену обращают в иудаизм, а вот Абигайль символично умывает руки после расправы с отцом. В финале покинутая всеми она останется одна и умрет не столько от яда, сколько от одиночества. Через весь спектакль проходят национальные иудейские символы: Стена плача, у которой молятся в первом действии, Звезда Давида, словно по волшебству возникающая во время исполнения хора пленных иудеев, семисвечник в финальном хоре.

Оркестр Валерия Гергиева и хор Мариинского театра с первых минут погружают слушателей в торжественность музыки Верди и с блеском отыгрывают весь спектакль. "Набукко" - как раз тот редкий случай, когда солисты хора на сцене должны смотреться не индивидуальностями, а единым организмом, единой силой, символом религиозной веры. Это чувствует режиссер, и хор в постановке движется, словно перетекая по декорациям. К сожалению, вокальное исполнение первого спектакля успешным никак не назовешь. Удачнее всего выступила Екатерина Семенчук, ее героине Верди отвел очень скромную роль, но режиссер постарался расширить присутствие персонажа на сцене. Заметные трудности были у Виктора Черноморцева и Сергея Алексашкина (Захария). Понадобилось время, чтобы прийти в равновесие голосу Августа Амонова. Обладательница мощного сопрано Ирина Гордей, превращенная в рыжеволосую красавицу с кудрями до пояса, показала далеко не все, на что способен ее голос.

Сегодня стало модным ставить спектакли про свои режиссерские комплексы и, чем их больше, тем моднее считается постановщик. Если зритель - менее болезненный, чем режиссер, то понять замысел ему дано лишь с точки зрения психоанализа. Бертман оперирует категориями, понятными всем. И это лишь на первый взгляд кажется проще. Не прячась за модерновые декорации и притянутую за уши концепцию, он взял не самую выгодную для сегодняшней постановки оперу и вдохнул в нее жизнь. Но если актеры перестанут жить его мизансценами и режиссерские ремарки со временем нивелируются, "Набукко" Мариинского театра превратится в скучную оперную вампуку без любви и ненависти.

Алексей Конкин

http://www.radiomayak.ru/culture/05/10/24/40035.html

Радио "Маяк"

Опера "Набукко" в Мариинском театре
2005/24/10 | 16:00

РУСАНОВА: Могу сказать, что зрители - профессиональные и непрофессиональные - разделились на две разные команды. Критики придерживаются одного мнения, а массовые зрители совершенно другого.
Причем, критики проголосовали "против" уже заранее. Было ясно, что в переполненном зале, а такого переполненного Мариинского театра я давно не видела, чтобы все ложи были переполнены, критиков было очень мало. Из Москвы приехали единицы. И было понятно, что критикам это не очень интересно. Действительно, читаю: "Спектакль получился нестерпимо провинциальный, наивно напыщенный..." Предлагаю послушать Валерия Гергиева, музыкального руководителя этой постановки. Я задала два вопроса: доволен ли он новым альянсом с Дмитрием Бертманом, и будет ли этот спектакль кассовым?

ГЕРГИЕВ: Да, доволен. И думаю, что будет - наряду с "Турандот", "Мадам Баттерфлай", надеюсь, "Фальстаф" не будет исключением, - то, к чему мы шли долго и в концертной форме попробовали не раз и не два. Я доволен работой Дмитрия Бертмана и всей постановочной командой, это серьезно.

Получилось так, что вся постановочная работа относится к Геликон-опере, а вся музыкальная часть Мариинская. Понравилось мне или не понравилось? В целом, скорее, да. Потому что многие критики - театроведы, и они прежде всего смотрят режиссуру. А я - музыковед, я слушаю музыку. Оркестр был на высоте, хор тоже. Но к вокалистам, к сожалению, у меня очень много претензий. Были многие не в голосе. Как мне кажется, это выровняется, спектакль будет жить долго, с этим согласны все, и критики в том числе. Это зрительский хороший спектакль.

Что предстоит услышать тем, кто ездит в Мариинку?

РУСАНОВА: После бурных вагнеровских сезонов театр повернулся к итальянской опере. Предполагается в ближайшее время в этом сезоне "Фальстаф" в постановке К.Серебренникова, будут "Паяцы" Р.Леонкавалло, а сезон завершится Д.Шостаковичем. Это будет главный герой и Пасхального фестиваля, и фестиваля "Белые ночи".

http://www.kommersant.ru/doc-y.html?doc ... ueId=23543

КоммерсантЪ
№ 201 (№ 3285) от 25.10.2005, ВТ

Мариинка заглушила "Геликон"
// "Набукко" Дмитрия Бертмана в Петербурге



Сцена из оперы "Набукко"
Фото: Михаил Разуваев / Коммерсантъ

Художественный руководитель московского театра "Геликон-опера" перенес на сцену Мариинского театра свою постановку оперы Джузеппе Верди "Набукко", осуществленную ранее для Дижонской оперы и парижской Opera de Massy. Рассказывает ВЛАДИМИР Ъ-РАННЕВ.

"Набукко" – третья опера молодого Верди, которая, кроме популярного в свое время хора "Лети, мысль, на золотых крыльях", по правде говоря, интересна разве что историкам музыки. Ковка композиторского стиля, обретение творческой зрелости и прочее. Речь в ней – о войне древних иудеев и вавилонян во главе с царем Навуходоносором (Набукко – более благозвучный итальянский вариант). Плюс неизбежная в опере амурная интрига его дочерей с иудейским военачальником Измаилом, придуманная либреттистом Темистоколе Солерой.
В Петербурге последний раз "Набукко" видели в 1851 году, да и то не в Мариинке. Недавний успех "Набукко" московской "Геликон-оперы" в парижской Opera de Massy и Дижонской опере так вдохновил маэстро Гергиева, что он предложил худруку "Геликона" Дмитрию Бертману перенести постановку на мариинскую сцену. В Дижоне и даже в Париже (хотя и не в Grand Opera) такой "Набукко" пришелся ко двору. Но в контексте мариинских оперных премьер последних сезонов эта оказалась жидковатой.
В этот вечер лучшими местами в театре были те, на которых все слышно, но почти ничего не видно. Такого контраста между деликатесной музчастью и несъедобным декорационным оформлением в новых спектаклях Мариинки видеть еще не приходилось. Режиссер Бертман и художник Игорь Нежный, сохранявшие поначалу время действия в рамках библейской хронологии (а не перемещая его в другие времена, что обычно господин Бертман очень даже любит делать), в третьем и четвертом действиях украсили сцену нефтяными вышками и насосами. Понятно, конечно. Ближневосточный кризис. И, как объясняют сами постановщики, всеобщая алчность власти. Но в конце концов в зале стали раздаваться смешки. Всю вердиевскую лирику и библейские перипетии режиссер превратил в карикатурные оперные страсти-мордасти. Резаные движения актеров, как в неряшливых кукольных мультфильмах, неестественные позы, на живую нитку нанизанные мизансцены. Даже переходы хора от фигуры к фигуре заставляли думать, будто на сцене не двигаются живые хористы, а происходит перестановка декорированных аудиоколонок.
Зато какой звук! Оркестр, хор, ансамбли, их взаимодействие – это уже не лоскутная конструкция Вавилонской башни, а кристалл греческого Парфенона. Ясность каждого тона, точность всякого оттенка. Когда оперный спектакль создается парой сотен строителей, им приходится общаться на одном языке – в Мариинке им в который раз оказался язык не режиссера, а дирижера. Валерию Гергиеву удалось добиться того, что самый незаметный хорист спел в этот вечер свой бенефис. Очень складным, словно скроенным друг под друга, оказался ансамбль солистов с доминированием Ирины Гордей в роли Абигайль. Эта трудоемкая партия писалась Верди для голоса Джузеппины Стреппони, слывшей в свое время виртуозом. Ирине Гордей удалось не только с легкостью пройтись по технике вердиевского "неистового сопрано", но и убедительно перевоплотиться в стервозную мстительницу. Именно такие голоса и роли объясняют, почему уже четыре века Европа сходит с ума по этой опере.

http://www.polit.ru/culture/2005/10/24/nabuco.html

Полит.ru
25 октября 2005 г., вторник

Нефть в обмен на парфюмерию

В Мариинском театре прошли премьерные спектакли оперы Джузеппе Верди "Набукко"Постановка стала первым опытом сотрудничества двух пассионарных фигур российской оперной сцены – дирижера Валерия Гергиева и режиссера Дмитрия Бертмана. Они не могли не встретиться хотя бы в силу статистики – пожалуй, никто больше в нашем музыкальном театре не работает с такой производительностью. Бертман, приобретший известность своими эпатирующими спектаклями на крошечной площадке московской "Геликон-оперы", в последние годы много работает и на больших сценах. Опера "Набукко" Дж. Верди была впервые поставлена им в 2004 году во французском городе Дижоне. Главные партии исполняли солисты "Геликона". Год спустя на петербургскую сцену была перенесена лишь оболочка спектакля, его внутреннее содержание режиссер воссоздавал заново с артистами Мариинского театра.

Трудно судить, на каком именно этапе произошла утечка, но санкт-петербургский вариант не производит впечатление законченной работы. Очень может быть, что со знакомыми артистами "Геликона" Бертман добился во Франции гораздо более целостного результата. Похоже, что органичные "для своих" движения и мизансцены не дались петербургским артистам, а что-либо поменять постановщик не смог или не захотел. В итоге пропала та лапидарная четкость режиссерской мысли, которая всегда, при всех за и против, была сильным местом Бертмана.

Опера про библейского царя Навуходоносора всегда имела политическое звучание. Когда в 1842 году состоялась премьера "Набукко", для зрителей был очевиден патриотический подтекст: страдания порабощенных евреев и грядущий крах Вавилона проецировались на ситуацию в Италии, боровшейся за независимость против империи Габсбургов. XX век родил другие аллюзии: война, колючая проволока, Холокост. Среди последних достижений режиссерской мысли – придание образу Набукко черт Саддама Хусейна.

Спектакль Мариинского театра мало того что не добавляет к этому списку ничего нового – в нем проскальзывают не очень стыкующиеся между собой отголоски всех вариантов. Звезда Давида, которую собирают из металлических прутьев пленные иудеи, адресует к узко национальному истолкованию, и пророку Захарии тогда, наверное, стоило бы предстать первым премьером Израиля Бен-Гурионом или кем-то в этом роде. Нефтяная вышка, появляющаяся на силуэте во втором акте, вроде бы предполагает актуальную политическую интерпретацию. Купающаяся в ванне с благовониями Абигайль тогда, по идее, должна оказаться узурпаторшей, реализующей американский план "Нефть в обмен на парфюмерию". Но оба мотива остаются виньетками на среднестатистическом фоне – словно режиссер вдруг оробел, попав в Мариинский театр, и решил поставить максимально нейтральный спектакль.

Не очень понятным в его контексте оказалось решение сценографа Игоря Нежного, использовавшего в оформлении сцены широко известные мотивы вавилонской пластики, но несколько в шаржированном виде. Особого подкрепления на сцене эти карикатурные мотивы не получают, более того, контрастируют с патетической фигурой женщины с ребенком на руках.

Быть может, лет десять назад обо всем заставил бы забыть темперамент Валерия Гергиева. Но сегодня дирижеру свойственны более спокойные, уравновешенные интерпретации. На премьере интереснее всего прозвучали лирические сцены и строго выстроенные ансамбли. То есть как раз все то, что плохо стыкуется с плакатной графикой современного политического театра.


Дмитрий Абаулин

http://www.vedomosti.ru/newspaper/artic ... 0/26/98733

Ведомости
26.10.2005, №201 (1482)

Не Вавилон
Мариинский театр и “Геликон-опера” легко нашли общий язык

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ — Мариинский театр выпустил первую оперную премьеру сезона — “Набукко” Верди. Валерий Гергиев впервые пригласил в свой театр московского режиссера Дмитрия Бертмана, известного эпатажными постановками в “Геликон-опере”. Сочетание мощного исполнительского потенциала Мариинки и непредсказуемой постановочной команды оказалось не столь экстравагантным, как можно было ожидать.


Гергиев продолжает латать дыры в петербургском оперном репертуаре. Мариинская постановка оперы Верди — первая в истории театра. Первое сотрудничество с “Геликон-оперой” ценно хотя бы как эксперимент. Дмитрий Бертман сделал эту постановку для оперных площадок в Дижоне и Масси, хотел перенести в Москву, но не нашел театра с большой сценой. Зато спектакль пришелся кстати Мариинскому театру, уже несколько раз дававшему “Набукко” в концертном исполнении.

Сюжетом спектакля Бертман сделал историю обретения веры, которая движет действие не меньше, чем драма героев. Конкретного времени действия при этом нет, что подчеркнуто сочетанием условно ассирийских рельефов и нефтяной вышки на заднем плане. Вневременную природу мученичества и богоискательства символизируют и звезда Давида, сложенная из бывших ассирийских копий, и “Хава Нагила”, которую пленные иудеи танцуют под пророчество о свободе.

Но все это происходит только в третьем акте. А в первых двух иудеи и ассирийцы, одетые Татьяной Тулубьевой в светлое и черное, лазают по оперным холмам, повторяя элегантные, но однообразно изогнутые линии рельефа, сочиненные Игорем Нежным. Несуразности есть и во второй половине. Четвертый акт открывается натуралистической сценой — ассирийский солдат насилует Фенену, младшую дочь вавилонского царя Навуходоносора, ставшую иудейкой. Ничего похожего в этом спектакле нет ни до, ни после: иудеи страдают довольно условно. Впустую потраченный сильный жест обесценивает другие, удачные сценические находки.

“Набукко” — первая знаменитая опера Верди с монументальными хоровыми сценами, и львиную долю успеха спектаклю принесла ответственная работа хора под руководством Андрея Петренко. Однако трудно не впасть в банальность, из раза в раз отмечая, что медленную музыку хор пел замечательно, а быструю можно было бы петь в большем контакте с оркестром Валерия Гергиева.

В этой же опере появился первый из ярких вердиевских характеров — наследница царя, а на самом деле дочь рабыни Абигайль. Ее голос мечется в пассажах и фиоритурах между крайними точками диапазона, на пределе технических возможностей рождается экспрессия. Ирина Гордей с честью выдержала центральную партию оперы, блеснув мастерством и создав (с режиссерской помощью) рельефную роль незаконнорожденной садистки, терзаемой ревностью, одиночеством и комплексом неполноценности. Вместе с тем чаще солисты, заботясь о точном вокальном балансе в ансамблях, не утруждают себя мотивировкой сюжета. Звучную пару составили Измаил (Август Амонов) и Фенена (Екатерина Семенчук), сам же вавилонский царь (Виктор Черноморцев) остался в тени.

Продолжительность аплодисментов после спектакля показала, что свежая для петербургского уха опера Верди, доходчивая режиссерская идея и самоотверженная работа солистов надолго обеспечат публику этому качественно исполненному, но вполне рядовому спектаклю.

Ольга Пантелеева
Для Ведомостей

http://www.ng.ru/culture/2005-10-27/6_opera.html

Независимая газета
# 233 (3630) 27 октября 2005 г.

ОПЕРА ДЛЯ ДВУХ СОЛИСТОВ
Мариинский театр показал первую премьеру сезона – оперу Джузеппе Верди «Набукко» поставил Дмитрий Бертман

Первая в списке успешных опер композитора еще и самая сложная для постановки. Недаром перечень ее сценических воплощений неизмеримо короче любого другого произведения Верди. В «Набукко» основное значение имеют массовые сцены и хоры – героико-патриотическая опера, созданная в эпоху борьбы Италии за независимость, отмечена публицистической горячностью, а не исторической отстраненностью, хотя сюжет ее взят из ветхозаветных легенд.
История покорения царем Навуходоносором иудеев, по существу, – история слабых, которые сильны и побеждают истинной верой. Бертман накануне премьеры обещал выдвинуть на первый план любовную интригу, у Верди отодвинутую на второй. Отчасти ему это удалось – основная тема сюжета перестала быть доминирующей. Но если герой-любовник Измаил и его пассия Фенена, дочь Набукко, в постановке выглядят как практически безмолвные персонажи (при том, что вокальные партии у них, разумеется, присутствуют), то первого плана им не осилить (похоже, любовный треугольник остался для «Аиды»). Получились действующими сам Набукко (надо же оправдать название) и Абигайль – эту тигрицу не удалось бы задвинуть в угол. Как и хор иудеев, который главное действующее лицо (при всем своем значительном положении иудейский первосвященник Захария неотрывен от хора).

Сцена оформлена Игорем Нежным отвлеченно – то ли свитки, развернутые в профиль на разных уровнях через сцену, то ли какие-то эскимосские резные бивни моржей. В отсеках, образованных этими волнами, помещаются то небольшая ванная Абигайль, то камеры пленных Измаила и Фенены, то темница Набукко. Еще эти волны напоминают барханы – особенно когда в финале на заднем плане торчит пара нефтяных вышек, к тому же и передвигаться по ним затруднительно. Вообще на долю оформления в постановке приходится значительная часть режиссуры. Костюмы же Татьяны Тулубьевой выглядят как часть сценографии. Иудеи заполняют сцену сероватым песком, ассирийцы – черненым металлом. Главные персонажи меняют костюмы в соответствии с изменением ситуации. Абигайль поначалу, как все ассирийцы, в черном с металлом. Захватившая трон – наряжена в павлиний балахон, в котором то ли героиня, то ли певица немилосердно путается. В финале, отравившись, – в красном. Набукко поначалу отливает перламутровыми пластинами накидки, затем становится черен и металличен, как ассириец, в финале – в рубахе узника.

В спектакле много всяческих придумок. Только выглядит все так, словно довести начатые мысли до логического развития не хватило времени. Универсальный предмет в постановке – алюминиевые шесты. Это и копья, и луки, и цепи, и древки знамен, да и вообще всевозможные рамочки. Но выстроенная с позвякиванием во время главного хора «Лети, мысль, на крыльях золотых» звезда Давида не идеальна в линиях, невольно напоминая небрежно нарисованную пентаграмму на дверях Фауста. Передвижения массовок не лишены однообразия. Иудеи в основном бродят, лишь в ответ на пророчества Захарии о падении тирана попарно пускаясь в припляс, ассирийцы отличаются упражнениями, слегка напоминающими о боевой подготовке: выбрасывают поочередно вперед то одну, то другую руку со сжатым кулаком. С самого начала маячившая поодаль от других мамаша со свертком, время от времени перекладывая его с одной руки на другую, к финалу пустит его по рукам – надо полагать, намек на предстоящую эру христианства, переход из ветхозаветной эры в новозаветную. Текст нередко не соответствует происходящему на сцене – герои говорят (поют) одно, а происходит нечто иное. Абигайль запросто отбирает корону у сестрицы, хотя по тексту та обещает отдать ее только вместе с головой. Еще подпустили «злободневности» вроде тех же вышек или Фенены, которую в плену пользуют победители.

Исполнительские работы выглядят более завершенными. Ирина Гордей почти безупречно спела партию Абигайль, не совсем забыв о темпераменте этой роли. У Набукко Виктора Черноморцева красиво звучали арии, но для завоевателя и нечестивца он слишком спокоен. С Захарией Сергея Алексашкина сложно – этот первосвященник не выглядел лидером. В общем, главный герой, как ни крути, – хор (слаженности в пении несравнимо больше, чем в передвижениях по сцене). Может, оттого, что музыка проста, не перегружена украшениями, а мелодии понятны и красивы. Проста – но романтически страстна, патетична. Странно, что трибуной, которую предоставляет Верди, не воспользовался Валерий Гергиев. Может, дело в том, что до оперы, «размятой» в концертных исполнениях, у него руки так и не дошли? Что касается оркестра, то в нем, похоже, все, в крайнем случае через одного, – гении. Сыграть оперу на пристойном уровне с дирижером, прилетевшим лишь в день спектакля и словно все еще куда-то спешившим, – чудо или подвиг. Впрочем, такие подвиги в Мариинке обыденность.

Ирина Губская
Санкт-Петербург

http://www.novostispb.ru/culture/culture_844.html

Новости Петербурга
26.10.2005

Опера, написанная случайно. Старейший оперный театр поставил молодого Верди



В минувшие выходные Мариинский театр представил первую оперную премьеру 223-го сезона - «Набукко» Дж. Верди, которая также стала и первой совместной работой театра и режиссера Дмитрия Бертмана. Художником-постановщиком спектакля выступил постоянный соавтор режиссера - Игорь Нежный. За дирижерский пульт премьерных спектаклей встанет Валерий Гергиев.

Опера «Набукко» ни разу не ставилась в Мариинском театре. На протяжении нескольких лет театр шел к постановке, исполняя шедевр молодого Верди в концертном варианте.
Появлением «Набукко» мы обязаны чистой случайности. Не повстречай Верди либретто Солера, не вырони его из рук, не раскройся оно прямо на странице с текстом для хора пленных иудеев, мы не имели бы ничего написанного Верди, кроме двух первых опер. Именно «Набукко» изменил судьбу композитора и заставил забыть провал двух его первых произведений. После премьеры «Набукко» Верди безоговорочно признали первым современным итальянским композитором.
В основу либретто была положена библейская история о вавилонском царе Навуходоносоре, разгромившем в VI веке до н.э. Иудейское царство и разрушившем храм царя Соломона в Иерусалиме. Войска Навуходоносора (благозвучия ради переименованного в Набукко) осаждают Иерусалим, где в качестве заложницы томится дочь Набукко Фенена, влюбленная в иудейского принца Измаила. Вторая дочь Набукко, Абигайль, также влюбленная в Измаила, врывается в город и предлагает принцу свободу в обмен на отречение от Фенены. Измаил отказывается, спасает Фенену от кинжала иудейского первосвященника и возвращает дочь отцу, за что предается иудеями проклятию. Набукко отдает распоряжение разрушить храм Соломона и увести всех иудеев в Вавилон. Абигайль между тем узнает, что она не первородная дочь царя, а рабыня, дочь наложницы. Скрыв эту тайну, она поддерживает заговор против отца верховного жреца Ваала, который распространяет слух о гибели царя и провозглашает царицей Вавилона Абигайль. Вернувшийся с ратных подвигов Набукко требует божественных почестей для себя, но над головой святотатца сверкает молния, и он теряет рассудок. Отстранив от власти сумасшедшего отца, Абигайль намеревается истребить иудеев, вместе с которыми должна погибнуть и сестра-соперница. Набукко в последний момент удается остановить казнь любимой дочери. К нему возвращается разум, трон и дочь. Иудеи свободны. Языческие идолы повержены. Абигайль просит прощения и в порыве раскаяния кончает жизнь самоубийством.
Несмотря на катастрофически запутанный сюжет страстная, эмоциональная, выразительная, легко запоминающаяся (в отличие от либретто) музыка в одночасье сделала «Набукко» необычайно популярной. Современников одновременно и притягивала сила страстей, и ошеломляла их откровенность.
Вся Италия напевала «Унесемся на крыльях печали» - хор полоненных иудеев, ставший своеобразным гимном борцов за освобождение Италии от австрийского ига. Хор превратился во второй национальный гимн. Именно он звучал при открытии «Ла Скала» после войны. На похоронах самого Верди и на похоронах Тосканини его пел народ.
Сюжет с Верди получит продолжение в сезоне Мариинского театра - уже в феврале Кирилл Серебренников поставит последнюю оперу Верди «Фальстаф». А премьеру «Набукко» можно увидеть еще и 30 октября.

Виктор Анин