Мадам традиция
Лейла Гучмазова

--------------------------------------------------------------------------------

Исполнилось сто лет первой официальной музе советского балета


Марина Тимофеевна Семенова царила в тридцатых
(Фото: РИА НОВОСТИ)

Великой русской балерине Марине Семеновой - 100 лет. По этому поводу Большой театр чествует своего старейшего балетмейстера-репетитора, устраивая маленький победоносный фестиваль с коронными спектаклями юбилярши и гала-концерт российского балета. Повод более чем достойный, ведь именно Семенова стала первой танцовщицей советской эпохи, подружившей балет и власть.

Начать из Петрограда



...царит и сегодня
(Фото: Михаил Логвинов/ИТАР-ТАСС)

На официальном сайте Большого театра рядом с должностью Семеновой "балетмейстер-репетитор" черным по белому значится "Великая русская балерина". Странная в общем-то ремарка для биографии ныне здравствующего человека, но весьма показательная. В 1925 году Семенова пришла в пустой Мариинский театр после тотальной эмиграции лучших артистов. Еще школьницей она видела их на сцене и запомнила. И стала первой знаменитой балериной советской эпохи. То есть промежуточным звеном между императорским и советским балетом. А благодаря своей долгой, в полвека длиной практике педагога сомкнула императорский, советский и новый русский балет в общее целое, подтвердив сентенцию о том, что в России надо жить долго.

Формальная биография Семеновой по-балетному проста. В 1925-м окончила Ленинградское хореографическое училище. Ввиду исключительного таланта была сразу принята на положение балерины в труппу ленинградского Государственного академического театра оперы и балета (Мариинки). Через год - балерина с большим репертуаром. В 1930-м переведена в Большой театр. В 1952-м карьеру танцовщицы закончила и по сей день является балетмейстером-репетитором Большого. Однако на сухонькой канве нашиты такие зигзаги с блестками, что жизнь Семеновой выглядит сгустком нескольких судеб, возможных только в нашей стране и только в ХХ веке.


Именно Семенова проложила дорогу звездам советского балета.
(Фото: РИА НОВОСТИ)

Уже в училище Семенова отличилась. Во-первых, забракованного десятилетнего заморыша отстоял на вступительных экзаменах сам директор Виктор Семенов, однофамилец, ведущий танцовщик Мариинского театра и... будущий муж. Во-вторых, в первом классе она училась у Марии Романовой, матери и педагога Галины Улановой, шедшей вслед за Семеновой другой советской звезды. Наконец, талантливая Марина стала первой успешной ученицей Агриппины Вагановой, будущего главного балетного учителя страны, известной не только закваской императорской школы, но и жестким норовом, ковавшим характеры. Нежные девичьи уши слышали снайперские рекомендации вроде "не держи зад веером" или "зажми в заду пятак". Юная балерина блюла строжайшую дисциплину и чтила иерархии. Она учила держаться профессии, когда вокруг тревожно и зыбко. Уже прославленной москвичкой и звездой дипломатических гостиных Семенова писала своей наставнице нежные письма "про жизнь", а время от времени приезжала в Ленинград, где, сверкая бриллиантами и бросив на палку меха, становилась к балетному станку.

Пачки и погоны

Семенова стала первой ласточкой новой советской традиции забирать лучших артистов из Ленинграда в Москву. В практике императорских театров все было с точностью до наоборот: молодых талантов из квасной Златоглавой прибирали в Петербург и, добавив огранки, ставили в лучшем случае во вторые составы. К 1930-му с главенством столиц все было понятно, к тому же Москва уже наигралась левым искусством и всерьез озаботилась искусством официальным. Юная Семенова разительно отличалась от ровесниц не только техникой и талантом. Еще школьницей в пелеринке и передничке она вызывала почтение у однокашниц умением себя преподносить - это при том, что приличный наряд на выпускной ей соображали всем миром. Посмотревшие молоденькую солистку профессионалы сразу же одарили ее немодным, неактуальным и просто опасным словом "царственная". Новой власти с ее имперскими замашками такая балерина была очень кстати. И танцевать ей надлежало в главном театре страны.

Плебейская власть остро нуждалась в солидной культурной атрибутике. Левацкие "танцы машин" и тому подобный революционный авангард был хорош на первое время - для заигрываний с массой и с европейскими интеллектуалами. Но для построения новой вертикали власти понадобилось другое искусство - иерархичный по своей природе классический балет. Формула про "важнейшее из всех искусств кино" работала на неохватные темные массы. Народная элита с культурными претензиями и контактирующие с ней лояльные к советской власти иностранцы должны были получить другое искусство и других идолов, более изысканных и освященных лукавым лозунгом о принадлежности народу. Семенова со своей скульптурностью поз и наполненностью жеста подходила для этой роли идеально.

В этой новой системе координат ей досталась тяжелая работа первопроходца, и она с ней справилась действительно по-царски. Суетливая и темпераментная комсомолка-спортсменка-общественница Ольга Лепешинская появилась в Большом на три года позже и в менее серьезном амплуа. Уланова лучшие тринадцать лет карьеры хранила автономию подальше от власти, в Ленинграде. Бунтарка Плисецкая была в то время первоклашкой, а чудные балетные шестидесятницы еще не родились. И всем им проторила дорогу Семенова, официальная балерина номер один советской эпохи. Она танцевала главные партии в классических балетах - "Лебедином озере", "Раймонде", "Баядерке", покоряя качеством исполнения, размахом и смыслом жеста, апломбом, большим стилем. Ее удобно было выставлять на щит, пользоваться как средством окультуренной политики. Ее взлетом хвастал в Париже перед Сергеем Дягилевым верткий нарком Луначарский - надо думать, не простодушно, а с подтекстом "не всех вы, дружок, увезли в Европу". Ею восхищались Стефан Цвейг и перевоспитавшийся Алексей Толстой, причем последний - в идеологически верном пафосном тоне: "Да, мы умеем танцевать, наша воля создает великие армии и совершенную красоту". В середине тридцатых Семенову даже выпустили в Париж, где она солировала в "Жизели" с бывшим киевлянином, главой балета "Гранд-опера" Сержем Лифарем.

Считается, что Семенова наравне с Лепешинской была любимой балериной Сталина, и вождь всех народов после рабочего дня сиживал за занавесом правительственной ложи почти инкогнито. Как бы то ни было, с появлением Семеновой в Большом среди высших государственных чинов появилась мода ходить в театр. Как в добрые царские времена, балет вошел в протокол: сюда стали приглашать высоких зарубежных гостей: утром - переговоры, днем - заводы, вечером - балерины, демонстрирующие культурный уровень молодой страны. Приблизив ко двору балет, новая власть будто отождествила себя с прежней властью. Балет стал ходовой визитной карточкой, и вот парадокс, бесконечно далекое от народа искусство делало репутацию государству рабочих и крестьян. Не напрасно чувствовавший дух времени Алексей Толстой на шкале государственных ценностей разместил хрупкий классический танец бок о бок с сильной армией. Для жизни это означало, что пачки всерьез породнились с погонами: едва ли не все замечательные балерины эпохи были замужем за военными.

Семенова к тому времени превратилась из нимфетки в роковую красавицу, наследницу своей матери, вышедшей замуж с шестью детьми на руках. Вокруг знающей цену своей красоте и таланту Марины Тимофеевны вились высокопоставленные поклонники. Но в 1937 году был расстрелян ее муж, посол в Турции Лев Карахан, и роскошная жена изменника родины сразу стала "невыездной" и на всякий случай приготовила чемоданчик с бельем. Светская львица советской элиты, с петроградских времен владевшая французским и блиставшая на дипломатических раутах, оказалась в тени. Другой рукой власть поощряла: в 1937-м Семенова стала заслуженной артисткой РСФСР, а в 1941-м - даже лауреатом Сталинской премии. И не случайно она закончила карьеру в конце сталинской эпохи. По большому счету как первая балерина-звезда Марина Тимофеевна сделала свое дело. Дальше блистали ее ученицы - Майя Плисецкая, Марина Кондратьева, Наталия Бессмертнова, Людмила Семеняка и даже ныне танцующая Галина Степаненко. Новое признание ее заслуг перед отечеством пришло уже в конце восьмидесятых. А все мутации отношений балета и власти происходили на ее глазах и при ее осторожно-ироничной оценке. Ей есть с чем сравнивать.

По заветам


Еще лет пять назад маленькая изящная дама мелькала в коридорах старого Большого театра. Сидела в служебном буфете, запивая куриное филе минералкой. Молоденькие балетные солистки делились друг с другом информацией: Семенова забывает имена, но четко помнит, кто из них и когда не справился с упражнением. Во времена Майи Плисецкой (кстати сказать, помянувшей семеновскую "недобрую лисью улыбку") власть продолжала официально любить балет уже по инерции, но надежнее и крепче. В анналах истории нашего государства чудные в душевной простоте слова Никиты Хрущева: "Как подумаю, что вечером опять "Лебединое озеро" смотреть, аж ком к горлу подступает". Тогда каждый первый секретарь дружественного или не очень государства в обязательном порядке отправлялся в правительственную ложу на "Лебединое озеро". Балетом хвастали как освоением космоса: "А также в области балета мы впереди планеты всей". Хрупкие советские балерины служили культурным тараном - с их помощью разбивали лед в международных отношениях, налаживали дипломатические связи. Балет очаровывал: дальновидная Джеки Кеннеди устраивала после спектаклей полуофициальные домашние приемы, госпожа Миттеран смотрела подряд все гастрольные спектакли.

Однако репутацию нежного и удобного в обращении искусства подмочили знаменитые беглецы - Нуреев, Годунов, Барышников, Макарова. Доверия власти к балету поубавилось, но опять же царство пачек было не отдельным королевством, а частью империи, распадавшейся на глазах. "Открытие занавеса" откорректировало взгляды и вкусы, поубавило пафоса. Выяснилось, что в Париже классический балет танцуют как минимум не хуже, а в качестве культурной заставки к национальным интересам он котируется наравне со всем остальным. Впрочем, в последнее время, несмотря на нечастые появления в балете первых лиц, ситуация явно меняется. У правителей страны появились любимые балерины. Лицо Большого, приглашенная из Петербурга Светлана Захарова, в перерывах между спектаклями представительствует в Госдуме, с удовольствием получает государственные награды и вслух мечтает о посте министра культуры. После хаоса и невнятицы, когда было не до балета, не до чего, все как будто возвращается на круги своя: достаточно серьезные театральные проблемы эффективнее решают знаменитые танцовщицы, а не генеральные директора. Время меняет частности, оставляя суть: теперь не роковая царица Семенова, а спортивная принцесса Захарова очаровывает на лондонских гастролях лояльных к России влиятельных людей, и в программе ее пребывания на гастролях отдельно значатся походы в знаменитые особняки. А современные практичные петербургские балерины личным обаянием помогают фондам поддержки Мариинского театра за рубежом, блистая на светских приемах.