Ульяна Лопаткина – душа русского балета
"День за днем", 19.09.2010
http://www.dzd.ee/?id=314859

Ее называют самой загадочной и интеллектуальной балериной наших дней, а ее танец считают эталоном чистоты и подлинно петербуржского стиля.
Видя ее в «Лебедином озере» или «Баядерке», невольно вспоминаешь пушкинские строки, посвященные Истоминой: «И вдруг прыжок, и вдруг летит, / Летит, как пух от уст Эола...» Да, «душой исполненный полет» – это про нее, Ульяну Лопаткину. А еще я ее вижу в образе пушкинской Татьяны. Помните: «Она была нетороплива, / Не холодна, не говорлива, / Без взора наглого для всех, / Без притязаний на успех....»
Краса и гордость русского балета, преемница традиций Анны Павловой и Галины Улановой, прима Мариинского театра 25 сентября впервые выступит в Таллинне, в концертном зале Nokia.
Наш разговор с Ульяной состоялся поздним вечером: балерина вернулась домой после репетиции в театре, уложила спать дочку Машу и после этого с чистым сердцем начала беседу. На часах в Таллинне было 22.40, в Петербурге – 23.40. Спокойный, взвешенный тон, ни одного пустого, суетливого слова...

– Наверное, сложно после длинного рабочего дня прийти домой, перестроиться, войти в другую реальность, так не похожую на театральную? Для вас это два разных мира, две реальности – сцена и жизнь?

– Для меня это одна реальность, ведь всё это моя жизнь. А поскольку она у меня одна, я считаю правильным полноценно прожить каждый день везде, где я существую, и во всем, что я делаю.

Из Крыма в Питер

– А что труднее всего вам преодолевать в себе ради избранной профессии?

– Реакцию на питерскую погоду (смеется). Когда я приезжаю в другой город, я себя лучше чувствую. Тело кажется более легким и податливым, мышцы более упругими, и как-то лучше работается. Петербуржский климат – это для меня испытание.

– Вы же родились в более теплом климате, и детство ваше прошло в приморском городе.

– Да, я родом из Крыма, но в десять лет оказалась в Петербурге. Именно этот город с его неповторимой атмосферой, культурой и особенной философией оказал на меня самое сильное и глубокое влияние. Здесь прошла моя юность. Интернат, где я провела восемь лет, люди, с которыми я общалась, сама среда – всё это меня сформировало. Поэтому, наверное, справедливо считать меня петербурженкой.

– В детстве вы не мечтали стать балериной, в училище вас привела мама. Когда вы поняли, что балет – ваше призвание?

– Не могу сказать, что в детстве я была страстно влюблена в балет. Думаю, маме в то время было виднее. В два с половиной года я уже умела самостоятельно ставить пластинки на проигрыватель, и однажды мама, придя с работы, застала меня кружащейся под классическую музыку. Она решила развивать меня в этом направлении, поэтому с четырех лет я занималась в различных студиях, танцевальных кружках, музыкальной школе. Причем всё это для меня было не чем-то принудительным, а вполне естественным, даже трудности воспринимались как нечто необходимое. Мне никогда не хотелось бросить учебу и уйти из школы. Видимо, это был, высокопарно выражаясь, голос судьбы.

– В Академии вам посчастливилось учиться у Натальи Михайловны Дудинской. В театре вашей наставницей стала Нинель Александровна Кургапкина, партнерша Нуреева и Барышникова...

– Не только они... Мои педагоги – это мое достояние, мое богатство. В первые годы работы в театре моим педагогом была Ольга Николаевна Моисеева, которой я благодарна за то, что она в меня поверила. Она добилась того, чтобы я, в ту пору артистка кордебалета, вышла на сцену в таком сложном спектакле, как «Жизель». Потом я, действительно, много лет работала с Ниной Александровной Кургапкиной, мы с ней сделали очень много ролей. Кроме театральных репетиторов я занималась с удивительным педагогом, в прошлом характерной танцовщицей Ниной Михайловной Стуколкиной. Именно благодаря ей я получила представление о петербуржской школе танца начала XXвека. Она мне рассказала об утраченных нюансах в преподавании, вплоть до тренировки глаз и положения головы относительно корпуса, в результате чего сразу меняется настроение позы. Само общение с человеком, который меня, 17-летнюю девчонку, называл только на «вы», мне очень много дало. Сейчас я работаю с Ириной Александровной Чистяковой, в прошлом балериной нашего театра. Когда-то мы танцевали в «Баядерке»: она – Гамзатти, я – Никию. Теперь встречаемся в репетиционном зале.

Подарок от Улановой и Ноймайера

– Я знаю, что вы были знакомы с Галиной Улановой...

– Да, я имела счастье стоять с ней рядом и слышать ее слова, адресованные нам, танцовщикам, после исполнения «Симфонии до мажор» Баланчина. Этот балет считается пробным камнем для русских артистов из-за большой скорости и насыщенности движениями. И от солистов, и от корифеев, и от кордебалета требуется четкость и техничность исполнения. Помню, как мы, еще не остывшие от спектакля, стояли на сцене, и Галина Сергеевна пришла к нам – у нее было вдохновенное, сияющее лицо – и сказала: «В наше время так быстро, так точно и так красиво никто не танцевал». Услышать такие слова от легенды русского балета дорогого стоит, ведь среди солистов были и начинающие артисты.

– А как получилось, что Джон Ноймайер подарил вам, тогда еще учащейся Академии, свой номер «Павлова и Чекетти», который вы будете исполнять у нас?

– Этот номер – фрагмент из его версии «Щелкунчика» – Ноймайер подарил не мне, а Академии. С «Павловой и Чекетти» у меня связаны чудесные воспоминания. Я училась на втором курсе, когда в Петербург на гастроли приехала труппа Гамбургского балета, возглавляемая Джоном Ноймайером. Нам с подругами удалось проникнуть за кулисы Мариинского театра. В интернациональной труппе Ноймайера царила удивительная атмосфера благожелательности и юмора. Для меня это была идеальная картинка возможного будущего. И когда одна из прим, которую я видела за кулисами, пришла к нам в школу и стала показывать движения, которые нужно было выучить, чтобы исполнять миниатюру «Павлова и Чекетти», я старалась впитать буквально каждый нюанс. Несколько репетиций с нами провели ассистенты Ноймайера, а он появился позже и работал очень спокойно и терпеливо, ни разу не повысив голоса, но при этом добиваясь точного исполнения своих указаний. Мне выпало счастье первой исполнить «Павлову и Чекетти» в школе. Для меня это – как благословение, полученное в начале пути. Считайте это мистикой, но именно эту миниатюру я до сих пор исполняю. Она со мной на протяжении многих лет.

– Я думаю, она с вами еще и потому, что вы продолжаете линию Анны Павловой, ставшую символом русского балета и петербуржской школы. Через поколения вы стали ее преемницей.

– Возможно, вы правы, потому что быть ведущей балериной Мариинского театра – это aprioriпродолжение этого стиля и принятие преемственности. Мне кажется, это мой профессиональный долг. Слава богу, петербуржский стиль мне очень близок и как человеку, и как профессионалу. Его утонченность, изысканность, одухотворенность и глубина ощущаются на расстоянии, а рисунок танца несколько более сдержанный по сравнению с московским.

Я отдаю свой голос за Мариинку

– Вы выступаете на многих сценах мира, храня при этом верность Мариинке. Хотя наверняка получали предложения от других балетных компаний...

– Предложения до сих пор поступают. Но я выбрала такую форму существования в профессии, которая мне наиболее близка. Когда я выхожу на сцену, для меня важно, чтобы спектакль был единым целым, чтобы всё друг другу соответствовало – декорации, костюмы, музыкальное сопровождение, интересная хореография, прекрасный кордебалет и блестящие солисты. Такое единство есть только в Мариинке. Я отдаю свой голос за наш театр и считаю его одним из лучших в мире.

– Ваша последняя работа в театре, Анна Каренина в балете Алексея Ратманского, разрушает ваше амплуа классической балерины, лебедя русской сцены. Почему вы решились на эту трагическую роль?

– Я же не только танцовщица. Балерина – это танцующая актриса, которая языком тела передает эмоции, чувства, настроения, рассказывает историю. Танцевать только то, что мне давно и хорошо знакомо и понятно, мне мало. Хочется новых переживаний на сцене. Роман Льва Толстого вызывает у меня очень противоречивые чувства, и я не могу однозначно выразить свое отношение к поступкам Анны, но мне ее безмерно жаль. Не скрою, у меня есть тяга к героиням со сложным характером и судьбой. Спектакль дает возможность за три часа прожить целую жизнь и пережить достаточно противоречивые чувства.

– Мне кажется, вы были бы просто идеальной пушкинской Татьяной в балете Джона Крэнко.

– Благодарю вас за такое предположение: я давно этот образ люблю и очень хочу Татьяну станцевать. Образ русской души, русской жертвенности очень удачно решен хореографом, при этом рисунок танца удивительно красив. Недаром балет «Евгений Онегин» входит в десятку шедевров XXвека, все театры мира покупают эту постановку. Надеюсь, в ближайшем будущем мое желание осуществится. Поживем – увидим.

Самое большое чудо

– С какими хореографами вам было интересно работать? Критики пишут, что вы нашли своего хореографа в лице Ханса ван Манена, чьи номера вы включаете в свои гала-концерты...

– У меня был замечательный опыт работы с Хансом ван Маненом, с которым я почувствовала взаимопонимание и мощный импульс с первой репетиции. Мне интересны разные формы, другое дело, что каждая балерина выбирает то, что она может пропустить через себя и передать зрителям. С большим удовольствием вспоминаю работу с Роланом Пети и Джоном Ноймайером. А сейчас я с нетерпением жду встречи с Иржи Килианом.

– С нового года худруком Михайловского театра будет Начо Дуато, чей мини-балет «Ремансо», показанный «Королями танца», посчастливилось увидеть и нам.

– Я его спектакли смотрела с величайшим интересом: это хореограф с яркой индивидуальностью и оригинальным мышлением. Вообще профессия хореографа – это особый дар. Ему нельзя научиться, как можно научиться танцу, даже классическому балету как наиболее сложной форме танца.

– А вы не пробовали сами что-то ставить?

– Есть такой опыт. Но я не считаю это чем-то чрезвычайно интересным. Я благодарна тем, кто мне помогал, мне было интересно работать, но это очень непростой процесс. Нужно иметь свою идею, свой взгляд на движение, свой рисунок, и даже для того, чтобы поставить миниатюру, нужно много трудиться.

– И напоследок. У вас подрастает дочь, ей восемь лет. Желали ли бы вы для своей Машеньки балетной судьбы?

– Я смотрю на свою дочь как на чудо, данное мне свыше. И меня всякий раз восхищает, что этот человек является абсолютно отдельной личностью. Дай бог мне мудрости и понимания, чтобы услышать, увидеть и помочь ей раскрыться в том, в чем она талантлива. Желать ей балетной судьбы, я считаю, было бы несправедливо по отношению к ее неповторимой личности. Она должна прожить свою жизнь. И я могу только помочь ей раскрыть себя.

Справка «ДД»

Ульяна Лопаткина

Родилась 23 октября 1973 года в Керчи. В 1991 году окончила Академию русского балета им. А.Вагановой (класс Н.Дудинской) и была принята в труппу Мариинского театра. С 1995 – прима-балерина театра.
Народная артистка России (2005), лауреат Государственной премии России (1999). Лауреат международного конкурса Vaganova-Prix (1990), премий «Золотой софит» (1995), «Божественная» (1996), «Золотая маска (1997), Benois de la danse (1997), EveningStandard(1997), «Триумф» (2004) и других.
Хобби: дизайн интерьера и одежды, рисование.

Тамара Унанова

Ульяна Лопаткина: Наша профессия очень честная

Элла Аграновская, "КП-Эстония", 07 октября 2010 20:05
http://rus.delfi.ee/press/kpestonia/

Запрограммировать рождение таланта невозможно, все в ведении Господа Бога — убеждена великая русская балерина Ульяна Лопаткина, с которой сегодня беседует Элла Аграновская.

Море, музыка, танец

- Вы родом из Керчи, и ваш танец похож на море.

- Море я обожаю. Для меня его стихия — источник вдохновения с детства. И сохранившиеся на всю жизнь детские вспоминания о море, наверное, могу сравнить только с ощущением музыки. Они соединились в душе, и, видимо, это выливается, порой даже бессознательно, в то, что я делаю на сцене.

- Интересно, возможно ли вообще понять происхождение этой способности балерины струиться и перетекать из одного состояния в другое, непостижимой просто на физическом уровне.

- Трудности физического плана скрашивает профессия. И каждодневное преодоление в течение многих лет. Это перетекание, эта возможность осуществить его посредством тела, рук, ног — элемент творчества, абсолютно неповторимый в профессии балерины, в профессии танцовщика. Почувствовать его могут только те, кто этим занимается непосредственно. И мне действительно интересно это перетекание, способность выразить некое действие, движение собственным телом, еще и пропуская сквозь себя музыку. Это особенное удовольствие.

- В каком возрасте вы почувствовали, что танец станет вашей жизнью?

- С двух лет. Конечно, это были "импровизации собственного масштаба". И с раннего детства, как ни странно, люблю классическую музыку. Все благодаря матушке и батюшке, потому что в доме было достаточно много пластинок с классикой. Так что мои пристрастия обозначились достаточно рано, и маме было несложно развивать меня в этом направлении. Я занималась в музыкальной школе, мама старалась развивать меня в области танца, причем в разных его формах: бальные, спортивные танцы и, конечно, классический танец.

- Вашим родителям не было страшно отправлять вас учиться в Петербург, одну, маленькую, хрупкую девочку?

- Было страшно. И мама потом признавалась, и папа говорил, что это было очень тяжелое для них решение. Они ссорились, конфликтовали. Но это было сознательное решение. Мне было 9 лет, и мама сумела убедить отца в том, что будущее зависит от образования.

Ничто не сравнится со счастьем быть мамой

- Насколько же сильной и страстной должна быть любовь к балету, чтобы заполнить то, что заменить ничем невозможно — дом, родных людей?

- Безусловно, свой дом, свой угол, атмосферу, которую создают родные люди, даже сравнить невозможно с профессиональными возможностями человека и желанием себя реализовать. Это разные вещи. И балет, конечно, не смог заменить дом. Он заполнил жизнь достаточно жестко, абсолютно естественно заместив собой какие-то радости. Вот, гуляю после спектакля по ночному Таллинну — и вижу, ощущаю красоту, необычность этого города, который мне очень близок. Но, анализируя свои ощущения того дня, признаюсь честно, прежде всего себе: наиболее сильным впечатлением, отнявшим у меня и душевные, и физические силы, был спектакль. А все, что было до него и после него, так и осталось — до и после. Профессия, которая требует такой серьезной отдачи, практически полного расходования физических, душевных, психологических сил, просто отбирает силу впечатлений, она их замещает собой. Но, по счастью, я — мама, и с этим чувством не может сравниться ничто. Если бы я не стала матерью, думаю, потеряла бы колоссальную возможность реализовать себя как человек.

- Это достаточно редкое явление, когда прима-балерина не просто становится матерью, но триумфально возвращается на сцену.

- Наверное, надо благодарить время, в которое я живу, нынешнюю эпоху балета, хоть и кратковременную, если иметь в виду смену поколений в балетной жизни, которая наступает гораздо чаще, чем то, что вообще понимается под эпохой. Поколение предыдущее и предпредыдущее не вмещало в свое сознание возможность сочетания материнства и преданность балетной профессии. Сегодня я не единственный пример. По счастью, сейчас у нас и солистки разрешают себе мысль о том, чтобы иметь детей. И уже артистки кордебалета отваживаются на такой замечательный шаг, как иметь ребенка и не одного. Мы друг друга поддерживаем — и примером, и словом, и советами, и знакомыми врачами, и утешениями. Все-таки в этом смысле наше время намного демократичнее.

- А что произошло? Как случился такой перелом в сознании?

- Может быть, исчезло понятие государственности балета и его давление. Все-таки балет стал больше искусством со свободным выбором. Раньше считалось невероятно престижным быть в этой профессии, быть русской балериной, быть советской балериной, этому уделялось очень много внимания. Видите, я сравниваю сегодняшнее время и предыдущее, наверное, не в пользу сегодняшнего отношения государства к балету. Но, может быть, именно потому, что сегодня балет пущен в свободное плавание, оставаясь при этом национальным достоянием, как бы сложно ни складывалась наша профессиональная жизнь, отношение, конечно, другое. Но и возможности свободы больше. Артисты получили выход за пределы страны, они могут получать опыт за рубежом, возможность пробовать себя в разной пластике — и приезжать домой на классические спектакли. А потом, рождение детей — это тоже некая свобода. У всего есть две стороны.

Детство с недетским накалом страстей

- Балетная школа предполагает дружбу, поверения сердечных тайн, привязанности, которые бывают у девочек в обычной школе? Или это исключено?

- Конечно, предполагает. Другое дело, что соревновательный момент несколько все портит. Не могу сказать, что это здоровое олимпийское, скажем так, соревнование. Зависть, ревность к чужому успеху — все это есть. Тем более, что в балетной школе ты учишься, как правило, восемь лет, с 10 до 18 — это все-таки период становления личности. Особенно, если все происходит в достаточно жестком режиме испытания, соревнования.
Возникает ревность, если внимание педагога уходит к другому ученику или ученице, а самооценка отличается от оценки со стороны компетентных людей, тех же педагогов. Кажется, что ты лучше, чем они тебя видят. Или что ты можешь больше, но пока у тебя не хватает ни опыта, ни сил. Таких нюансов много, и они, конечно, портят дружеские отношения. Точнее, они проходят более серьезное испытание, чем просто испытание дружбой. Здесь, конечно, накал страстей уже недетский, хотя это все еще дети, еще только "начинающие" взрослые.

- Как вы это преодолевали? Вы сильный человек?

- Не знаю. Мне кажется, человек приобретает силу в течение жизни, проходя (или не выдерживая) испытания, осознавая, насколько ты уже опытен или пока еще нет. А что делать? Ты попадаешь в ситуацию и преодолеваешь ее так, как ты можешь.

- А по отношению к вам были какие-то детские предательства?

- Много было интересного, много было разного, в двух словах не расскажешь. Но все это закаляет характер и проверяет, насколько ты способен терпеть, понимать, насколько ты способен прощать.

- Вы — способны?

- Учусь.

Балеринами рождаются, но и становятся

- В Мариинском театре обрадовались тому, что к ним пришла такая необыкновенная, не похожая ни на кого балерина?

- Ну, что вы! Я так никогда бы не сказала, потому что Мариинский театр — кладезь талантов, туда попадают с высочайшими баллами после лучшей в мире школы, совершенно своеобразной академии Вагановой. Вот там ты как раз проходишь огонь, воду и медные трубы, и если удачно складывается ситуация, то складывается профессиональная судьба. Я попала туда вместе с очень сильными выпускницами академии. И каждая прошла свой путь через все положенные нам начальные стадии и испытания. Вообще, балеринами, наверное, рождаются. Но, тем не менее, они должны настолько много трудиться, что, возможно, ими и становятся. И даже если ты перешел в состав солистов, нужно трудиться еще больше. Именно поэтому профессия эта — очень честная. Нельзя почивать на лаврах в балете, потому что ты должен эти лавры, если они существуют, оправдывать своим собственным трудом, на каждом спектакле.

- В прежние времена снималось много фильмов про балет, о великих балеринах. Сейчас все больше про шоу-бизнес. Что же взращивает любовь маленьких девочек к этому удивительно красивому искусству?

- Это трудно объяснить, но само это искусство настолько притягательно и визуально настолько необычно. Посмотришь на фотографию, на открытку с изображением балерины, и этот рисунок тела, красота линий, костюм, пуанты — все начинает работать. И возникает притяжение, если человек к этому предрасположен. И уже не отделаться от этого впечатления, его не забыть. А потом, у нас все-таки очень много талантливых людей, и очень богатая традиция. Говорить о том, что балет стал неактуальным, считаю, несправедливо. Возможно, он отодвинут шоу-бизнесом в силу пиара. Но, уверена, нишу балета ничто не может заполнить. Балетное искусство в России и географически ближайших к ней странах — это нечто особенное, оно требует понимания и некоторого воспитания, интеллекта. А таких людей, поверьте, немало. И потенциальных зрителей, способных понять это искусство, очень много — и среди молодежи, и среди детей.

- Хотелось бы увидеть вас в Таллине еще раз. И не раз.

- А я с удовольствием еще раз — и не раз! — приеду сюда, уже с другими программами. Поверьте, нам еще есть, что сказать зрителю.

Эти прекрасные метафоры Пушкина относятся к Романтической балерине.
Лопаткина таковой не является.