В прошлом успешный танцовщик Мариинского театра, а после премьер Национального театра Нидерландов и Королевского балета Великобритании Вячеслав САМОДУРОВ сменил имя, род занятий и место жительства. Зовут его теперь Слава Самодуров, он больше не танцует, зато стал одним из востребованных лондонских хореографов. В этом уже успели убедиться и петербуржцы, которые видели его новую постановку “Минорные сонаты” в Михайловском театре, и лондонцы, когда этот спектакль привозили на гастроли. В Лондоне удалось встретиться с артистом и поговорить о его стремительно развившейся карьере хореографа и об искусстве вообще.

– Все-таки до сих пор странным кажется ваш отъезд из Питера в тот момент, когда у вас не было ни простоя, ни топтания на месте, наоборот, новые роли словно преследовали вас. Почему вы уехали?

– Я был приглашен тогдашним руководителем балета Махаром Вазиевым танцевать в Мариинском театре, а также присоединяться к труппе во время ответственных гастролей. Да и никакого звездопада ролей не было. Театр только вставал на правильную дорогу расширения репертуара – Баланчина было мало, того же Форсайта, Ван Манена и других хореографов, опусы которых я станцевал в Амстердаме, еще не было. Впрочем, дело не в театре, а во мне. Это было запрограммировано, что я уеду куда-то. Я не сижу подолгу на одном месте.

– Расскажите, как нужно правильно уезжать.

– Да не знаю. Я просто поехал в Амстердам, показал, что могу делать на сцене, и меня взяли. Уэйн Иглинг был тогда худруком – возник мгновенный контакт, и я остался в Голландии.

– Но ведь русских артистов, особенно тех, что прошли вагановскую школу, вечно впрягают первым делом в классику – не страшно было уехать из мариинских “Дон Кихота” и “Жизели” и приехать в голландское “Лебединое озеро”?

– Есть одна хитрость. Западные труппы относительно маленькие – до ста человек, и требования к артисту иные. Нужно быть более универсальным, там нет артистов на модерн, артистов на классику, все танцуют всё. Классика, конечно, была в должной мере, но не скажу, чтобы меня особенно много занимали именно в “Лебединых озерах”.

– Все, что вы станцевали в Амстердаме, было качественным с точки зрения хореографии?

– В том-то и дело, что нет, и в этом прелесть работы в такой труппе. Ты участвуешь в десятке постановок ежегодно – половина из них никуда не годится и быстро вылетает из репертуара, но это же креативный интересный процесс: все время делать что-то новое. За Баланчина и Ван Манена, которые мне достались в этом театре, я безумно благодарен судьбе. За маленькие неудачи с новыми балетами тоже благодарен, потому что на ошибках, особенно чужих, удобно учиться.

– И тем не менее, станцевав все, что было возможно в Амстердаме, включая такую диковинную роль как доктор Франкенштейн, вы уехали вскоре в Лондон.

– В Амстердаме сменился директор, а в Лондоне, наоборот, все выглядело привлекательным. Моника Мэйсон пригласила меня.

– Ставить вам тоже предложила Моника? Она ведь всегда в поиске молодых хореографов, и, если видит толкового человека в среде танцовщиков, дает шанс показать себя на “Мастерских”.

– Нет. Я, честно говоря, ехал в Лондон танцевать классику, дефицит которой начал чувствовать в Амстердаме. Работал себе и работал в Лондоне, все шло чудесно, и вдруг в самый разгар сезона мне позвонил Алексей Ратманский из Москвы и спросил, интересует ли меня постановка па де де в Большом на “Мастерских”, которые он организовал незадолго до этого. Я, конечно, думал немного о том, чем займусь, когда закончу танцевать, но, поверьте, мыслей о театре и о балете, и хореографии в частности, у меня вовсе не было. Остаться навеки заложником балетного театра казалось мне худшим исходом. Я за то, чтобы человек умел делать как можно больше вещей в жизни. Я дерзкий человек по натуре, и чем более необычной и невероятной мне кажется затея, тем меньше хочется от нее отказываться. Вот я представил, как скажу Ратманскому, что не хочу попробовать себя в Большом… Взял да и согласился. Поехал и поставил то па де де. Работа доставила мне удовольствие. Потом показал видео Монике Мэйсон – надо же было как-то отчитаться за мое отсутствие в Лондоне. Она заинтересовалась – предложила сделать что-то и для Ковент Гарден. У нас есть такая вторая сцена – Студия Линбери, где проходят всякие разовые экспериментальные постановки. Я дерзнул еще раз – и все закрутилось. Но участие Алексея Ратманского в моей судьбе хореографа беспрецедентно.

– Вы ведь еще и фотографией занимаетесь? Неужели снимаете балет?

– Уже нет. Начинал с балета, но быстро ушел в сторону.

– Куда?

– В современное актуальное искусство. Когда я вплотную занялся фотографией, я по-другому посмотрел на балет. Оказался снаружи процесса, в котором долго варился, и обнаружил, что балет зажат в рамки, которые лично мне очень захотелось раздвинуть. Новые балеты должны быть адресованы современным людям.

– Как этого достичь? Пользоваться средствами других жанров, синтезировать, привлекать кино и инсталляции?

– В том числе и это. Но кино в меньшей степени – скорее актуальное искусство как таковое.

– То есть вы хотите сказать, что променад по галереям современного искусства может равняться посещению балетной тройчатки в Ковент Гарден?

– Это было бы неплохо, если бы балет включился в процесс. Впрочем, в Лондоне на спектакли, которые играются в Линбери, примерно такая публика и приходит. Знаю, что в Москве и Питере пока далеко до консенсуса актуального искусства и балета. Но будем надеяться, ситуация изменится.

– Хореографов обычно спрашивают, от чего они вдохновляются? В вашем случае ответ, видимо, будет неоднозначным.

– Да от всего – просто от жизни за окном балетной студии. Побывал на днях в Саатчи, там меня одна штука зацепила: такая необычная голографическая конструкция с отражениями. И вдруг чувствую, что как-то трудно дышится. Оказалось, что зеркальные эффекты обязаны своей красоте тоннам нефти, налитой в бассейны. Чем не сюжет для нового балета? Или вот еще. Я люблю погулять возле театра в свободную минуту – покружить в квартале Ковент Гарден или Холборне. С виду это такие чопорные районы – кирпичные однотипные здания, похожие одно на другое, но здесь тихонько прорастает и новейшая архитектура. И эти контрасты меня вдохновляют. Я обожаю цитировать классику, опираться на нее как на роскошную архитектуру прошлого, но строить рядом что-то новое.

– В каком районе вы живете в Лондоне? Или это неважно, где жить, когда много времени проводишь на работе?

– Живу в Ислингтоне, пока меня устраивает тамошняя атмосфера, хотя это не самый фешенебельный район Лондона, зато гораздо более богемный, чем другие. Нет, мне важно, где жить. Тут живут артисты, мне нравится. А, может, скоро съеду. Я люблю переезжать.

– В Питер не вернетесь?

– Вряд ли. Ставить там – конечно же, если позовут, но жить – нет. Англия устраивает меня более чем – получаю
заказы, связи с Королевским балетом крепкие, да и зачем мне уезжать из Мекки современного искусства. Я, как творец, без этого не выживу.

– Какие проекты в ближайшем будущем?

– Продолжаю работать над тремя фотопроектами. Чтобы закончить один из них, посвященный заброшенным дворцам, мне нужно еще раз съездить в Питер. Второй я бы вчерне назвал “Новый взгляд на голландские натюрморты” – он тоже в стадии первой готовности. Одновременно работаю над двумя новыми дуэтами для Мары Галеацци и Эдварда Уотсона – они будут выступать на одном праздничном гала в Ипсвиче в Сассексе. Правда, еще не приступили к репетициям. Потом еду в Стамбул давать мастер-классы. Думаю еще об одном проекте – привезти артистов Королевского балета в Москву и Питер с тройчаткой своих балетов, но тут пока не все гладко со спонсорами. Хорошо, если получится, ну а нет – так нет. Что-то другое найдется.
http://www.kultura-portal.ru/tree_new/c ... id=1129915